Последние десять лет стали в мировой архитектуре временем аттракционов. Это слово точно характеризует многие имиджевые многомиллионные объекты, возводившиеся по всему миру по проектам звезд современного зодчества – Нормана Фостера, Захи Хадид и других мастеров. Основная функция аттракциона (фр. attraction, англ. amusement) – привлекать (аттрактировать) и изумлять (to amuse). Удивить, поразить для того, чтобы привлечь – такова классическая провокативная схема эпатажа.
Демонтаж реальности
Появление аттракционов в архитектуре закономерно. Это явление отражает несколько принципиальных способов восприятия реальности, выработанных и обоснованных в ХХ столетии. Один из них – собственно деконструкция (деструкция): разрушение привычных стереотипов и мыслительных моделей для обнаружения новых смыслов и постановки новых задач. Этот важный для постструктуралистов принцип лег в основу архитектурного деконструктивизма Захи Хадид.
Деконструктивизм предполагает среди прочего взгляд на архитектурный объект как на провокацию в рамках городского пространства. В основе тут лежит фундаментальная идея Витгенштейна, в соответствии с которой языки, на которых описывается реальность, не тождественны самой реальности. Деррида впоследствии сформулировал кратко: ничего нет, кроме текста. Да и сам текст есть не что иное как бесконечная отсрочка восприятия. Деконструкция в рамках такой философии оказывается чисто техническим приемом (хотя сам Деррида с таким тезисом не соглашался). Эпатаж взрывает стандартное восприятие, обнажая ситуацию множественности смыслов.
Ранняя архитектура Захи Хадид нарочито эпатажна и нелинейна. Многие сооружения, выполненные по ее проектам, действительно можно охарактеризовать как здания-провокации, шокирующие обывателя и отказывающие ему в удовлетворении его представлений о гармонии. Однако к середине двухтысячных ситуация заметным образом поменялась.
Практика эпатажа
Хадид, как и Норман Фостер, как Даниэль Либескинд, превратилась в одну из архитектурных звезд мирового значения. Объекты, в философской основе которых лежали вызов дезориентации и трагедия идентичности, сами положили начало модным общемировым трендам. Провокативная составляющая проектов Хадид и Фостера в последние годы имеет тенденцию к серьезной трансформации. Теперь их провокации ближе к масскультурному эпатажу.
Эпатаж вообще стал на какое-то время одним из наиболее востребованных элементов масскультуры. Здесь его свели к «шокирующим» заметкам в газете «Твой день» и новостям на желтых интернет-порталах (подробности, фото). Распространенным случаем архитектурной поп-провокации являются проекты разного рода домов-чайных носиков, домов-сверчков, небоскребов-отбойных молотков, на которые так падки арабы и китайцы. Бизнесмены из развивающихся стран охотно покупают в таких зданиях офисы, полагая, что теперь они будут причастны к «необычной, оригинальной архитектуре». Сформировать такой взгляд на искусство помогают дорогие буклеты респектабельных зарубежных застройщиков, которые вообще не скупятся на маркетинг и PR. Новости об этих арх-приколах заполняют собой передовицы сайтов о недвижимости.
Вообще, эпатаж в масскульте является наглядным примером того, как приемы, использованные в новаторском искусстве, могут быть успешно коммерциализированы. В российской политике явление эпатажного трюкачества представлено в полном объеме фигурой В. В. Жириновского. Важно, что по дороге к потребителю эпатаж неизбежно растерял свои главные составляющие, то, ради чего, собственно, и затевался весь цирк.
Мифология оптимизма
В масскультуру провокация, как и все остальное, пришла из искусства. Предпринятый в шестидесятые героический поход против реальности представлял собой в первую очередь предприятие по расчистке поля для поиска новых смыслов и нового языка, на котором говорить. В конечном итоге – для обретения нового мира, в котором жить. Так родился, к примеру, трагический визуальный театр Энди Уорхола, его монументальный поп-арт.
В музыке факел тотальной деконструкции подхватили калифорнийские гаражники и английские панки – все эти Velvet Underground (при участии того же Уорхола), Dead Kennedys, Sex Pistols. В политике бесшабашную драму контркультуры разыграли итальянские Красные бригады, а немецкие красноармейцы-фракционеры превратили фарс в трагедию. Заметим, что уже с семидесятых эпатаж часто оказывается связан с левыми и левацкими идеями, этой кристальной формой романтического идеализма, поисками справедливости и правды.
Чем же могла архитектура ответить вызовам времени? Одной из попыток ответа стал постмодернизм семидесятых. Это спорное течение было призвано решить несколько специфических проблем зодчества как вида искусства. Однако архитектурный постмодернизм оказался нешироким явлением. Хотя наиболее талантливые мастера этого направления создали интересные здания, по сути дела стиль стремительно деградировал в беспринципную масскультурную эклектику.
Закат деконструкции
Самое интересное началось в 90-е, когда Фостер, Хадид, Либескинд, ван Эгераат и другие предложили по сути дела вторую редакцию постмодерна. Интересно, что на этот раз искания архитекторов не отрицали функционализм, а как бы развивали и дополняли его.
В наши дни ситуация изменилась. Из контркультурного подполья деконструктивизм выбрался на страницы глянцевых журналов и стал устойчивым архитектурным трендом. Само по себе это, конечно, неплохо. Однако можно констатировать: те идеи и устремления. которые питали архитекторов раньше, к концу текущего десятилетия во многих случаях скукожились до самоповторов и немотивированного буржуазного мейнстрима.
Например, одна из ключевых для Хадид идей о поиске новых смыслов в обновленном городском пространстве в ее последних проектах практически неактуальна. Приемы те же, задачи другие. Если раньше нелинейность объемов и подчеркнутая пластичность, сложная игра композиционных ходов работали на смысловую трансформацию городской среды, то теперь все это выглядит эдакой престижной игрушкой от международной звезды.
Для новых объектов Хадид отводятся незастроенные пустоши, и здания, по самой своей сути обязанные находиться в диалоге с окружающим городом, становятся своего рода музейным экспонатом, заботливо отгороженным от всего, что может помешать вдумчивому «восприятию». «Смотрите, – говорят нам власти Вильнюса, для которого архитектор проектировала музей Гуггенхайма, – это ЗДАНИЕ ЗАХИ ХАДИД». «Да-да, – вторят литовцам московские коллеги, – а у нас «Апельсин». ОТ НОРМАНА ФОСТЕРА».
Необходимость поиска новых решений и идей чувствуют и сами звезды. Достаточно взглянуть на последние проекты Фостера (тот же «Апельсин», работа над концепцией которого продолжается, и законченный недавно концертный зал «Зенит» в Сент-Этьене). Похоже, аттракционы уходят в прошлое. Ведь ими теперь никого не удивишь.
Текст: Максим Буров,
